Антон Кулаков - Нечего прощать[СИ]
— Настя! С этим надо идти к властям! — четко сказала Ирина, — никто из нас не в состоянии совершать такие ужасные жестокости!
— А ты так уверена в этом?
Ирина застыла:
— Это будет слишком страшным разочарованием для меня. Я бы не хотела в принципе этого знать, если все именно так. Я предпочитаю думать, что это кто–то, кто имел доступ в наш дом.
— Через наш дом, — начала объяснять Анастасия, — проходит не так много людей — все можно просмотреть через камеры видеонаблюдения.
— Какой–то замкнутый круг, — упавшим голосом произнесла Ирина, — ладно, а что нам делать с Носовыми?
— Что ты имеешь в виду?
— Они наши соседи и будут докучать нам постоянно!
— Мам, — покосилась Анастасия, — я боюсь, что ты скажешь что я цинична, но я уверена, что наш загадочный убийца уложит обоих. Если следовать его динамике, то потерпеть их рядом осталось каких–то три месяца.
— Настя, — ахнула Ирина, — и ты так легко об этом говоришь?
— А они не заслужили ты скажешь? Чтобы умереть так же как погибли все остальные? Они заслуживали этого меньше чем эти двое, Носовы совершили очень много зла и должны отплатить за него, я в этом уверена.
— Как бы это не было мне противно, но я вынуждена признать это. Без этих уродов, этот мир стал бы чище…
Кстати, эти самые уроды в этот самый момент очень зрелищно скандалили, переместившись в гостиную. Стасик уже давно спрятался у себя и изображал занятость над уроками:
— Ты самый настоящий урод! — не скупилась на интонации Катя, — попытаться совратить маленького ребенка на такие мерзости!
— И ничуть не жалею, — оскалился Виктор, — в какой–то момент я просто понял, что всю жизнь обманывал сам себя, с того самого момента как по требованию окружающих подавил в себе влечение.
— Я не понимаю… Как это получилось? Что это было? — для Кати все это оказалось сумасшествием с самого начала, и особенно сейчас.
— Катя, — ответил Виктор, — ты ничуть не лучше моей мамы и моего папочки, которые сделали все, чтобы я отрекся от себя.
— Объясни наконец, Витя, — что за бред ты пытаешься до меня донести?
— Я никогда не получал истинного удовольствия, когда спал с тобой, Зиной или любой другой женщиной! Потому что всю жизнь я думал только о том, насколько прекрасны для меня ласки человека моего пола. Я всю жизнь вожделел своих друзей, коллег, сотрудников. Когда я пожимал им руку то старался перенять у них максимум ощущений, ведь это был единственная возможность соприкоснуться с любимым объектом.
Катя упала на диван:
— Витя… Так ты гей?
— Да, Катя. Просто в шестнадцать лет обнаружил, что меня влечет к однокласснику. Это вовремя просекла моя мама, потащила меня по психологам, которые искалечили мое желание, изменили мой разум, но не до конца, потому что заложенное природой не выдавишь до конца.
Катя схватилась руками за голову:
— Господи, какой позор… Что подумают в обществе? И при всем этом, ты позволил нам проделать все это с собственным сыном?
— И сейчас я понимаю, — говорил Виктор, — что совершил страшное преступление по отношению к нему. Если бы я мог его увидеть, то на коленях умолял о прощении.
— Ну попробуй, — раздалось в гостиной и Носов обернулся, — Андрей Спицын стоял на пороге и смотрел на своих родителей с пренебрежением, — я хочу посмотреть как ты это сделаешь.
— Не поняла, — подпрыгнула Катя, — вы хотите сказать? Вы…
— Успокойтесь, Екатерина Михайловна, — сказал Андрей, — просто ваш сын не погиб во взрыве гаража. Он выжил, но к счастью для него все забыл. И вернулся чтобы разобраться во всем. И с вами, мои дорогие в том числе. А то, что я сейчас услышал, меня очень сильно позабавило.
— Сынок, — кинулся со слезами на глазах Виктор, но Андрей остановил его жестом:
— Не приближайся ко мне, — сказал он, — ты искалечил мою жизнь, уничтожил того, кого я убил. Причем отчасти моими руками, а теперь оказывается, что ты сам прошел через такое же и не сделал никаких выводов?
— Я думал, — на глазах Виктора блестели самые настоящие слезы, это уже само по себе было таким нонсенсом, схожим с отменой «Дома‑2» или признанием «Фабрики звезд» самым бездарным изобретением современности, — я считал что ты должен быть правильным. Таким как все. Я загнал всю свою сущность глубоко и скрывал ее от вас всех.
— И не думал о том, что один раз подавив это в своем роду, ты все равно получишь это еще раз, — сказал Андрей, — природу не обманешь.
— Это не природа, — закричала Катя, — это распущенность, развращенность. Этот гордеевский урод тебя развратил, отвернул от нас и разрушил нашу семью. Я так была рада когда он сдох!
— Я и не сомневался, — сказал Андрей поглядывая на продолжающего рыдать Виктора и опустившегося на пол, — я видел тебя тогда и прекрасно помню как ты летала от радости. А мне хотелось умереть.
Виктор пополз на четвереньках в сторону Андрея, остановился у носков его ботинок и сказал сквозь рыдания:
— Сынок, прости меня за то что я совершил, пожалуйста, — и он прикоснулся губами к его ботинкам.
Андрей брезгливо пнул Виктора и оттолкнул его:
— Не смей, слышишь? — сказал он, — мне нечего прощать тебе. Очень просто разрушить жизнь человека, а потом по–идиотски умолять о прощении, ты не думаешь? Разве нет?
— Андрюша! — взмолилась Катя, — он твой отец!
— Всегда этому поражался. Значит, если он меня породил, то ему допустимо вытворять со мной любые безумные вещи, травить меня, а потом я буду обязан его простить потому что он мой отец? Он не отец, он самый натуральный донор спермы, считающий, что его творение должно слепо подчиняться ему и делать все что хочет только он.
— Сынок, прости меня, — продолжал подвывать Виктор.
— Он забыл о главном, — парировал Андрей, — когда понял, что я родился таким же как он, то решил, что я должен быть изуродован так же как и когда–то он сам. Это отец? Это мразь, с которой я не хочу иметь ничего общего.
Виктор уже ничего не говорил, он так и остался лежать на полу и биться в рыданиях:
— А теперь послушайте! — добавил Андрей, — я сделаю все, чтобы вы пожалели обо всем, что совершили восемнадцать лет назад. И я уже не тот наивный мальчик, который легко подвергался вашему психованному влиянию и давлению. У вас не было никаких прав творить все это. Запрещать, уродовать, насиловать мой разум. Вы заплатите нам до последней копейки, даже если для этого вас придется сгноить в тюрьме!
Андрей собрался уходить, развернулся и увидел, что последние слова, а возможно и приличную часть беседы слышала Соня:
— А ты что здесь делаешь? — спросил он.
— Пришла спросить у этих, — холодно сказала она, — посмотреть им в глаза и задать вопрос — как они могли пойти на такой позор. Но все чего мне пришлось услышать вполне хватило. Так что я ограничусь тем, что скажу — мне известно, что вы не родные мои родители. Я рада, что у меня есть брат, — она нежно посмотрела на Андрея, — пусть и по сути не родной, но нас объединяет одно общее несчастье — быть воспитанными вами и вырасти нормальными вопреки ему. Это все что я хотела сказать и более не хочу оставаться в этом грязном доме. Желаю вам удачной вечеринки, и постарайтесь, чтобы гости не утонули в той грязи, которая вас окружает. Пойдем домой, Андрюша.
Соня и Андрей развернулись и вышли из гостиной. Вдруг в гостиную вбежала Вика:
— Что случилось с моим сыном? О каких жутких играх он рассказывает? И что с Виктором, почему он лежит на полу?
— Поясни по порядку, что с твоим сыном?
— Он сидит напуганный в своей комнате, мне сказал, что играл с хозяином, а потом пришла хозяйка и подняла крик…
— Вика…, — сказала Катя, — мой муж…, — она не знала какие слова подобрать, — этот старый педофил склонил Стасика к оральному сексу.
Вика в ужасе обернулась к хозяину и не говоря ни слова вышла из гостиной. В следующий момент Катя умоляла ее остаться, обещала выгнать мужа из дома, но Вика была непреклонна и сказала:
— Для меня мой сын важнее любой суммы денег, — за ней захлопнулась дверь.
Виктор перебрался на диван и понемногу успокоился.
— Предательница, — сказала Катя, — Иуда и предательница. Подлая стерва. Она не сорвет мой триумф. И ты тоже, — она кивнула мужу, — иди умойся, старый пидор.
Катя поднялась и со всем оставшимся в ней достоинством, если это понятие вообще когда–нибудь в ней существовало пошла по лестнице по направлению к своей комнате.
Виктор Носов тоже встал с дивана, и как был — в джинсах и легкой рубашке вышел из дома. На улице уже бушевал шторм, ветер поднимал с земли куски пластика, бутылки, легкие жестяные банки. Сверкала на все цвета радуги молния и гремел на свои лады агрессивный гром, от которого хотелось бежать и прятаться как можно дальше, чтобы тебя не нашли.
